© 2019 artyomgo.tv

spectate.ru – «Новая мутность» Артёма Голощапова

Иван Стрельцов рассказывает о «Нелепом равновесии» Артема Голощапова: паранойе и мутности, как отражениях технической и социальной прозрачности.

С 25 по 28 апреля в Мастерской Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина прошла выставка Артема Голощапова «Нелепое равновесие», где были представлены видео и цифровая живопись. В своем проекте художник говорит о состоянии «нарастающей тревоги, связанной с непредсказуемостью развития интернет‐платформ». Видео разделено на две части и демонстрируется в двух залах мастерской, на стенах — виниловые наклейки с цифровой живописью.

В первом зале первая часть видео «Нелепое равновесие» становится кратким введением в современную паранойю, подпитываемую повсеместной распространенностью записывающих устройств и алгоритмов идентификации. Лысеющий мужчина неопределенного возраста в очках занавешивает окно плотным полиэтиленом и медленно возвращается к просмотру конспирологического видео. Камера перемещается в верхний угол комнаты — герой распознается как объект наблюдения. Его захватывает паранойя: как на «отходняках», он начинает искать посторонний взгляд и переворачивает одежду на вешалке. Камера продолжает безучастно снимать.

Главный герой идет на работу: он химик‐эксперт на одном «инновационном» предприятии, выпускающем то ли гомеопатические средства, то ли арбидол, то ли триган‐д. В какой‐то момент дневную рутину прерывает череда сообщений о переводах разных сумм. Паранойя подкрепляется этим случайным и подозрительным свидетельством: «человек отныне не человек‐заключенный, но человек‐должник»1.  Снова комната — герой выбегает в ночнушке по улице, что‐то быстро ищет за металлическим ящиком, приставленным к дому, поспешно надевает дождевик. Почувствовав страх, занятые привычной рутиной статисты начинают оборачиваться, переговариваться по рации и переодеваться в зимний камуфляж. Героя задерживают и избивают, волокут в неизвестном направлении. Вдруг мы вновь оказываемся в исследовательском центре  — героя относят в резиновую ванну, наполненную льдом. Люди в камуфляже садятся в «гелик», достают из окна свои красные «ксивы» и так едут с ними, не закрывая окон, — аллегория реальной, поделенной на картели, власти.

Мы видим условную историю одной, постоянно возрастающей и цепляющиеся за любые доступные свидетельства, паранойи. С первых секунд параноика захватывает аффект, очевидность свидетельств контроля. Почему он боится? Потому что на самом деле есть чего бояться. Почему герой ищет теории заговора? Подозрительность — это возможность сомневаться, также клясться в «прозрачности»: «да, я разделяю ценности, я в них, конечно же, верю, но если подумать…»

В основном зале мы видим второе видео, — цифровое полотно, кибер‐брейгеля — где люди находятся среди искривленных и деформированных элементов коллажного пейзажа: помоек, пятиэтажек, сугробов, ёлок, опять сугробов, колючей проволоки и пешеходных переходов, — реальность любого города в России. На цифровом небе, через которое проступает ряд утративших свою «непрозрачность» пятиэтажек, парит дрон. В окне дома мы видим нашего героя, который резко завешивает окна полиэтиленом. Дальше видим помойку, обледеневший пруд, на котором танцуют герои фильма: силовики, параноик и ребята с района. Устанавливается мутное равновесие угрожающих друг другу сил.

Повсюду в мастерской фонда Смирнова и Сорокина на стенах виниловые наклейки с цифровой графикой, коллажами из «плохих картинок», внешняя оболочка города из второго видео, текстуры, которые в какой‐то момент сползли и расплескались по белому кубу. Если Хито Штейерль говорит о социальной иерархии, скрытой за сравнением «плохих картинок» и HD изображений 2, то Артем Голощапов обращается лишь к их эстетической проблематике: «плохие картинки» здесь не вырваны из обращения интернет‐культуры, но сняты в HD, чтобы быть искусственно «замутненными». Размытость изображения или мутность формы становится мутностью содержания.  В «Комментарии к Обществу разветвлений» 3Дорин Менде пишет: «Заблюренная, мутная картинка является хорошим примером изъятой субъектности: мутность отлично подпитывает желающие машины общества данных, в которое субъект все еще может найти вход, страдая от страха упустить нечеловеческие формы знания». Именно столкновение с техническим знанием, стоящим по ту сторону привычной универсальности: с облачными вычислениями, системами наблюдения и большими данными, изначально «мутными» и нечеловеческими, — делает субъект «мутным» и подталкивает его к конспирологии и паранойе.

И видео в двух частях, и виниловые наклейки образуют пространство‐изображение, не сливающееся в единый кинематографический ряд, но устанавливающий нелинейные отношения. В той же статье Дорин Менде говорит, что подобный монтаж начал применять Харун Фароки, чтобы установить связь между разрозненным интеллектуальными и производственными системами, индустрией мышления. Именно эта трактовка монтажа немецким режиссером позволила перейти от его ранней эссеистики к циклу «Параллели», где он обращается к 3d‐пространству видеоигр, за которыми стоят бесчисленные соприкасающиеся пространства‐изображения. Художник объединяет в выставке два, рвущихся в белый куб, пространства‐изображения: фиктивный город и мир главного героя, соединяя тем самым их персональную паранойю, архитектуру города и мутность, формальное уподобление шифру доступа и распознавания.

Если долго вглядываться в мутные изображения, то ты сам станешь мутным. Мутность  — это идеологическая недостоверность в эпоху прозрачности и искренности социальных сетей. К мутным относятся с подозрением, их проверяют полицейские, они должны следить за тем, что говорят. Мутные испытывают скепсис по отношению к идеологии настолько, что начинают верить в «плоскую землю», становятся адептами теорий заговора и анонимными троллями. Их никто не должен понять до конца, чтобы избежать репорта и санкций выдачи в поиске. Делез в «Постскриптуме к обществам контроля» пишет: «Цифровой язык обществ контроля основан на шифре, который допускает вас к информации или отказывает в доступе» 4. Мутность, таким образом, уподобляется шифру, чтобы получить доступ, но при этом избежать контроля. Мутность — это танец в городских условиях, когда ты должен соблюдать шаткое равновесие между всеми системами контроля, это утрата веры в универсальность, это горестная шутка, в конце которой ты говоришь слово «шутка».

Голощапов показывает тревоги всех «мутных», закономерно утративших веру в возможность утопии. Все герои и зрители пребывают в этом новом аффекте: параноидальной невозможности видеть универсальность, старательно ее симулируя. Разговор о системности власти становится конспирологией, сталкиваясь со средневековыми баронами с ксивами на геликах.

«Нелепое равновесие» — попытка усилить это состояние мутности. Усталость от технической регламентации мысли (систематическое слежение, алгоритмы фильтрации контента и правила пользования интернет‐сервисами) и претензий на создание сейфспейса (жалоб на контент, ненависть к юмору и тотальную обиженность) делает мутность привлекательной. Мутность — это съехавшие пиксели, смазанная картинка, это невозможность купить и перепродать наклеенный на стены виниловый стикер, это способность продать сколько угодно виниловых стикеров. Она критична и не критична одновременно, она отвечает на фразу «да, ты белый мужик» фразой «не делай выводов о моем гендере». Не все заявления должны быть противоположными, но они должны быть довольно туманными, чтобы ускользать от идеологической интерпелляции: «покайся», «облегчи душу» или «признай системность неравенства». Ведь ты — просто забившийся в угол глупый лысый подозрительный мужик, тело и разум которого не поспевают за прогрессом. В мире, где и правые, и левые строят антиутопию, возможно, лучшим решением останется быть «мутным», ведь только так можно ускользать от идеологии и бюрократии, отвечая на насилие и подозрительное «строительство нового мира».  

Мутность — это камуфляж, это новая русская национальная идея, это современность, уставшая быть современной.

Иван Стрельцов

  1. Делез ЖPost scriptum к обществам контроля // Переговоры. — СПб.: Наука, 2004
  2. Steyerl H. In defense of the poor image // E‐flux, ноябрь 2009, доступно по https://www.e-flux.com/journal/in-defense-of-the-poor-image/
  3. Mende D. Entries towards a Society of Ramification // Сборник Proxy Politics. Power and Subversion in a Networked ageArchive Books, 2017, Ed. Vera Tollman and Boaz Levin
  4. Делез: Ж. Post scriptum к обществам контроля // Переговоры. — СПб.: Наука, 2004

https://spectate.ru/newblur/